Энциклопедии, заголовки статей про историческое языкознание, научно-популярные произведения часто требуют загнать континуум плавного изменения языков в дискретные рамки и навесить на них ярлыки, будь то «Среднекитайский», «Старорусский» или «Новояпонский». Подобное требование имеет место и для истории калмыцкого языка.
В сборнике статей Janhunen J. (ed.). The mongolic languages. – Routledge, 2006. напрямую и без подробного определения используют названия «Written Oirat» и «Spoken Oirat», резко их противопоставляя. В этом же сборнике, Uwe Blaisig в разделе об ойратском языке очень кратко и фрагментарно объясняет, что термин «Written Oirat» можно понимать как «нормализацию речи западных монголов в XVII в». Той же формулировки этого термина придерживается другой исследователь ойратских диалектов, Atilla Rákos. Одновременно с этим, Uwe Blaisig фактически приравнивает письменный ойратский язык с праойратским (Proto-Oirat), который, по мнению Blaisig’a, ближе к прамонгольскому и далёк от всех современных ойратских наречий (в которые включаются «разговорный ойратский» (Spoken Oirat) и калмыцкий языки), которые в свою очередь являются очень инновативными по отношению к письменному ойратскому языку. В этой статье проведём деконструкцию понятий «Письменный» и «Разговорный» по отношению к ойратскому языку и оценим целесообразность такого разделения.
Ойратские диалекты: история языка «Ясного письма»
Временной промежуток, о котором идет речь, невероятно короток. Отдельные отрывки, написанные с «ойратским» флёром мы находим в «Истории Алтан-хана», произведении начала XVII в. Уже в 1648 году, с целью объединить монгольские племена (вероятно, против «маньчжурской угрозы»), ойратский учёный и буддийский деятель Зая Пандита создаёт «Ясное письмо». Новое письмо не имело неоднозначности в обозначении гласных звуков по сравнению со «старой» монгольской письменностью. С одной стороны, это упрощало его изучение, с другой — нивелировала возможность письменности быть наддиалектной, чтобы та могла быть прочитана носителем разных диалектов по-своему, при этом сохраняя нормативность орфографии. В итоге, «Ясное письмо» (или же «Тодо бичиг») не получило распространения у монголов, кроме западных (ойратов). Как видно из недавней статьи Н. В. Ямпольской, в религиозных кругах это письмо некоторое время параллельно существовало или даже перемешивалось вместе со старописьменным монгольским внутри одного текста. В XVII-XVIII веках создаётся множество произведений, написанных на «Ясном письме»; точная датировка многих из них не проведена. Фокусируясь на произведениях, найденных в Калмыкии, можно упомянуть, например, переписку Аюки-хана с Петром I и прочие письма калмыцких «аристократов». В течении XIX в. продолжают писаться сутры и прочие произведения. До нас дошли 14 ойратских ксилографов. В 1846-1864 г. Лебедев Н. А. опубликовал в Санкт-Петербурге несколько произведений, в основном касавшихся вопросов сельского хозяйства. Они были напечатаны передвижным прессом на «Ясном Письме». Идентичным шрифтом в последующем пользовался и Позднеев А. М. уже в конце XIX века (начиная с ок. 1885 г.). Как упоминалось ранее, многие сутры трудно датировать, однако судя-по всему их продолжали писать вплоть до XX в. Ойратская письменность стала забываться калмыками в угоду русскому языку — в административных и судебных делах и тибетскому — в делах религиозных. В 1918 г. начинается печать на калмыцком языке, выходит первое периодическое издание «Ойратские известия», редактируемые известным культурным деятелем и этнографом Номто Очировым, однако вскоре она закрылась. В 1921 году единственной газетой в новообразованной автономной калмобласти является «Красный калмык». Учредитель и главный редактор газеты — революционер, в прошлом учитель Харти Кануков. Летом 1924 года был выпущен последний выпуск газеты на «Ясном письме»; для калмыцкого языка ввели орфографию на основе кириллицы.
«Письменное» и «разговорное» — что это?
При анализе орфографии, грамматики и в меньшей степени — лексики вышеперечисленных памятников, делаем мы то в диахронной или синхронной «рамке», неизбежно приходится прибегать к выделению «письменных» либо «разговорных» элементов. И если для выделения элементов разговорных нам не нужно смотреть далеко — а лишь хорошо разбираться в современном языке (будь то калмыцком или языке ойратов Синьцзяна) — в некоторой мере они несомненны, так как подтверждаются диалектологическими данными напрямую, при определении «письменных» элементов нам приходится прибегать к некоторой доле конструирования, «домысливания» данных, напрямую не зафиксированных.
Здесь приходится прервать мысль и напомнить себе и читателям, что всегда необходимо различать орфографическую норму и узус разговорной речи, даже если письменность только-только была создана под эту речь — как мы наблюдаем, Зая-Пандита не пренебрегал грамматическими заимствованиями из старописьменного монгольского языка, заимствованиями, которые давно исчезли из ойратского языка. Оговорка на оговорке: на самом деле, до сих пор точно не датированы фонетические процессы, происходившие в ойратских говорах в середине прошедшего тысячелетия. С грамматикой та же проблема: как нам понять, что точно было в разговорном языке времён Зая-Пандиты такого, что просто естественно «вымерло» в результате эволюции языка, а что вымерло именно потому, что было заимствовано из старописьменного языка и не было актуально для разговорного? И тут мы подбираемся к вопросу — а существует ли письменный ойратский язык? Что мы можем сказать точно — незадолго после появления письменности, в письменных памятниках (но не обязательно в языке разговорном) присутствуют архаичные черты. Их архаичность доказуема тем, что они не существуют в современном языке, либо дошли до наших дней в «закостенелых» формулах, фольклоре, в лучшем случае — ассоциируются только с религиозным или возвышенным контекстом. Количество этих черт со временем уменьшается, аналогично с орфографическими заимствованиями из старописьменного монгольского. Вместо них приходит новая, уже куда менее упорядоченная, но всё равно система — система с новым правописанием суффиксов, разнобоем в написании редуцированных гласных непервого слога, несоблюдением конвенций, переходом дифтонгов в долгие гласные прямо на письме. Приходит эта система постепенно, в виде континуума. Его можно изобразить так:
При этом вполне очевидно, что разговорные элементы встречаются ещё у самого «зарождения» письменной традиции, в то время как старые элементы продолжают существовать вплоть до XX в., но доля их стремительно уменьшается.
Выше я обходил стороной проблему, которая в идеале вполне поправима. Это — крайне фрагментарное описание современных ойратских диалектов помимо калмыцкого. В литературе, где параллельно сравнивается ойратский язык письменный и разговорный, непонятно точно даже то, что подразумевается под разговорным. Если мы говорим про языки, из которых исключён калмыцкий, то их корпус крайне ограничен, фонетика изучена фрагментарно (то же касается и калмыцкого!), точно не понятны отношения родства между диалектами внутри семьи. Если под «разговорным» ойратским мы понимаем позднюю орфографическую традицию — будь то печать XX в. на Ясном Письме в Синьцзяне или Калмыкии —нам куда проще сравнивать письменные стандарты, привычки правописания — но никак не сами языки!
Может показаться, что это все пустяк — все равно между какому-нибудь «olon» в Ясном письме соответствует калмыцкое «олн», и разница между современным диалектом и наддиалектным языком XVII достаточно мала для того, чтобы можно было рассматривать соответствия между этими двумя языками без, например, снайперски точной реконструкции ойратского наречия XVII в. (которое, возможно, не так сильно бы отличалось от орфографии!). Тем не менее, в историко-лингвистическом исследовании недопустимо полностью доверять орфографии, особенно если она открыто демонстрирует несвойственные языку того времени черты!
Выводы
Какую альтернативу можно предложить разделению ойратского языка на «письменный» и «разговорный»? Во-первых, как это вполне очевидно из названия, на письменном ойратском вряд ли говорили (хотя возможно существовал «орфографический» выговор для целей обучения или в религиозной сфере). Необходимо обратить внимательный взор на возможность реконструкции праойратского языка, языка, являвшегося предком всех современных ойратских говоров, как и обратить внимание на сами ойратские языки. Праойратский язык можно и нужно будет восстановить при помощи письменного узуса XVII-XVIII веков, ни в коем случае не полагаясь на него аксиоматически. Энциклопедии всегда будут требовать дискретности. Дискретность, которую предлагаю я: необходимо прежде всего отойти от понимания письменного ойратского языка как живого языка. Письменный ойратский язык почти без сомнений был литературной нормой по отношению к разговорному, но он никогда не существовал сам по себе. Вместо этого, куда большее внимание стоит отделить реконструкции реального языка ойратов тех времен и его истории. Нельзя не упомянуть к тому же, что утверждение Blaisig’а о том, что «праойратский ближе к прамонгольскому, чем к современным потомкам» не было удовлетворительно им доказано в очерке ойратского языка в связи с слишком сильной опорой на письменный язык, в котором — опять же — смешались заимствования из более старого надъязыка.
Но даже если я буду очень много жаловаться, никто благодаря этому не соорудит именно лингвистическую, с упором на фонетистов, экспедицию в поле, в Синьцзян или Западную Монголию, чтобы точнее помочь восстановить праойратский язык и установить точные даты фонетических переходов. Исследователи сравнивают старинную орфографию и современные говоры скорее из-за отсутствия более точной и обоснованной реконструкции языка XVII века. Опора на литературную норму, вероятно, обусловлена филологическим образованием многих исследователей. Тем не менее, реконструкция праойратского даст сильный толчок к изучению и документации исчезающих в данный момент ойратских языков, а в то же время может пролить свет на историю фонетических процессов в монгольских языках вообще.
Список литературы
Яхонтова Н. С. Особенности почерка и орфографии текста «Сутры Белого старца» (шифр В 228(1)) из собрания ИВР РАН // Oriental Studies. 2020. Т. 13. № 4. С. 1078‒1091.
Яхонтова Н. С. Ойратский литературный язык XVII века / Ответственный редактор В. М. Алпатов. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1996. 152 с.
Yampolskaya N. Intermixture of Mongolian and Oirat in 17th Century Manuscripts // Written Monuments of the Orient. Vol. 8, No. 1(15), 2022. Pp. 75–87.
Birtalan Ágnes: Written and Spoken Oirat. In: The Mongolic Languages. Ed. by Juha Janhunen. 2003. Pp. 210-228.
Rákos A. Colloquial elements in Oirat script documents of the 19th century // Rocznik Orientalistyczny. – 2015. – №. 2. Pp. 102-114.